ЕЛЬ В ВЕРОВАНИЯХ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН
В верованиях восточных славян ель имеет отношение к области народной демонологии, ср. упоминания в быличках о “еловом” лешем, мотивированные представлением о его частичной дендроморфности. Изредка ель могла фигурировать в качестве хозяйки леса, ср. олонецкий договор о ночлеге: “Ель, еленица, красная девица, оборони от темненькой ночи”. Однако чаще ель была местом пребывания лешего, а также черта, русалки и других демонологических персонажей. Согласно владимирской быличке, домовой живет в большой сосновой или еловой ветке, подвешенной где-нибудь во дворе. Дети лесовых духов лежат в люльках, висящих на елях и соснах, а дети русалок – под елями. По елкам черти водят проклятых и утащенными ими в лес детей, под елью леший укладывает спать заблудившихся детей и т. д.
Один из популярных мотивов русской демонологии, связанной с елью, – счет хвоинок. Согласно быличкам, этим занимаются по поручению колдунов заброшенные к ним проклятые дети, а также черти, требующие себе работы у колдунов. Тот же мотив встречается и в заговорах от детской бессонницы, ср.: “Поди, заря, в лес, сядь на елку, считай себе иголки. Там тебе дело, там тебе работка. Моего дитятка сердечного знай не задевай”.
Ель – дерево, которое нашло широкое применение в вост.- и зап.-слав. похоронной и поминальной обрядности. Из ели (а также из сосны и березы) часто делали гроб. Украинцы считали даже, что ель (как и сосна) не позволяет покойному “ходить” после смерти, ср. в русских колядных проклятиях, адресуемых хозяину, плохо одарившему колядников: “А не подашь – на Новый год еловый тебе гроб, осиновую крышку”. К обычаям более редким относятся рефлексы архаической практики похорон под елью. Так, у старообрядческого согласия бегунов принято было прямо в лесу подкапывать корни большой ели, немного выворачивать ее из земли и в образовавшуюся яму класть тело умершего без гроба, а затем сажать ель на прежнее место, “яко будто век тут ничего не бывало”. С этим согласуется олонецкое свидетельство о похоронах удавленников между двумя елями, а также фольклорный мотив похорон под елью в сербских эпических песнях. Под елью в лесу выбрасывали солому из-под умершего, черепки от посуды, из которой его кропили. У восточных славян, а особенно часто – у русских, повсеместный характер имело обыкновение бросать еловые ветки (реже – ветки пихты или сосны) на дорогу к кладбищу, как перед похоронной процессией, так и ей вслед. Таким образом “устилали” или “разметали” дорогу покойнику, чтобы “не приходил, не тревожил” *. В Заонежье еловым лапником засыпали пол, порог и ступеньки крыльца, а сразу после выноса тела лапник убирали и уничтожали.
У западных, в меньшей степени – у восточных славян ветви ели, как вечнозеленого растения, гирлянды из нее и еловые венки – одно из самых распространенных украшений гроба и могилы, используемое как в самом похоронном обряде (ср. обкладывание могилы лапником после предания тела земле), так и в цикле поминальных обычаев (у западных, реже – у восточных славян). Ветки ели нередко заменяли цветы, особенно в зимнее время. Срубленную ель (а также кипарис, сосну, можжевельник), часто украшенную цветами или лентами, могли устанавливать или реже – сажать на могиле парня или девушки, умерших до брака, т. е. использовать ее в функции свадебного деревца в обрядах типа похороны-свадьба. Связь ели с темой смерти заметна и в русских свадебных песнях, где ель – символ невесты-сироты, ср.: “А ёлка, ты, ёлка зеленая, та все тебе все сучья ветются, только у меня нету макушечки, макушечку мою бурею сломило, бурею сломило, под горку скатило”.
По некоторым русским погребальным обычаям (в том числе современным, как деревенским, так и городским) принято по пути от дома к кладбищу устилать дорогу ветками, чаще всего еловыми; их бросают перед гробом, иногда строго вслед за гробом, и дают этому действию разные объяснения. В частности, на Смоленщине это делали для того, чтобы “указать покойнику дорогу, по которой он будет ходить домой в течение сорока дней”: “Покойника вязуть, и сзади сядить человек и кидаеть [еловый лапник]. Дорожку ему, говорять, делать, показывать, куда идить домой. Домой будеть ходить сорок дней”. В Костромской области это действие называлось “разметать дорогу” и совершалось для того, “чтобы покойный дорогу обратно знал”.
Несколько иное объяснение записано во Владимирской области: “Покойник умрет, дорожку делали. Ельничка наломают, накидают, а летом цветов накидают по дорожке перед домом”; “Утром, перед тем как выносить, идут в лес, ломают ельник, раскладывают его. Прокладывают дорожку, чтоб его нести”. В этом случае скорее прокладывается покойнику путь от дома на кладбище (на “тот” свет), чем указывается путь возвращения; ср. архангельское верование: “Елками дорогу делают покойнику, чтоб он дорожку-то на тот свет видел”. Наконец, в ряде свидетельств этому действию уже придается прямо противоположный смысл, оно понимается как способ преградить умершему обратный путь домой: “Старуху хоронили, нарубили лап до реки, а дальше трудно, да и не придет уже через реку-то”; “Ветки еловые покойнику стелют, чтобы не вернулся, чтобы ереси никакой не было, обряд такой, чтобы человеку не виделось, не казалось. А то некоторым видится”; “Круг дома обкладывали лапки еловыё. Ёлка – она крестиком. Он и не подойдет. Ведь не он ходит, нехороший ходит”; “Сейчас ветки покойнику кидают, а раньше старики говорили все – только утопленникам и удавленникам кидают… Чтоб им дорога была колючая, что они самоубийцы”.
